Лучший способ художественно рассказать о какой-либо стране все, что накопилось и наболело, давно придуман: берется город, изолируется от мира, все порядки и нравы умножаются на 3, а каждая отдельная идея вкладывается в голову отдельному персонажу. Еще должен быть герой, идущий насквозь. И девушка, да, обязательно девушка, слабо вписывающаяся в действительность города, красивая и невинная (опционально). И, само собой, должен быть злодей. Какой-нибудь злой несчастный старик, смотрящий на всех жителей с высоты своего жизненного опыта.

В версии Кена Левина герой — Букер Девитт, выходец из детективного агентства Пинкертона, однофамилец физика-теоретика Брайса Девитта. Букер проигрался в азартные игры с таким размахом, что вынужден отправиться в летучий город Колумбию и доставить оттуда своим заказчикам Элизабет — загадочную юную особу, заточенную в башне на окраине города. Злодей — отец Комсток, не менее загадочный духовный лидер Колумбии, пророк, диктатор с мессианскими идеями. Город — суверенное клерикальное государство в декорациях США начала XX века, с влиянием религии как в Иране, и влиянием личности как в Северной Корее. Запустить все это в небо, как бы запечатав историю в пространственно-временной вакуум, — штрих гениальный.

Град обреченный

Величие первого контакта Букера Девитта с Колумбией подчеркивается особо. Скромному звону колокольчиков маяка, которым Букер «пингуется» с Колумбией, летучий город отвечает гармоничными утробными гудками — прямо как космический корабль в «Близких контактах третьей степени» Спилберга. Здесь, однако, пришельцем становится герой. Он садится в кресло, кресло превращается в ракету, ракета доставляет ошалевшего от такого поворота событий сыщика из мокрого и темного пролога в залитый золотым светом рай.

Выглядит Колумбия волшебно. Ни одной другой игре не шел так весь этот bloom, blur и прочий HDR: мы на небесах, солнце здесь светит особенно ярко. Махины летающих зданий — очень красивых, кстати — слегка покачиваются, и может показаться, что они стоят прямо на облаках. Ветер развевает раздвоенные флаги-языки, летят дирижабли, вдалеке над городом нависает гигантская статуя ангела. Аллилуйя.

Аборигены — в основном глубоко воцерковленные люди, и войти в город без обряда крещения не дают. После крещения, в процессе которого Девитта чуть не топят, перед нами предстает местная святая троица — скульптуры Вашингтона, Франклина и Джефферсона: все как греческие боги. Демонических же сущностей с точки зрения местной идеологии две: Содом внизу (весь остальной, земной мир) и Ложный пастырь (Букер), который хочет увести агнца (Элизабет). По радио при этом передают пропаганду в лучших традициях чучхе: на днях в Соединенных штатах содома еще одного нашего единоверца сожгли на костре, еще одного ребенка съели. Такие, мол, там нравы, а не то что. Довольно быстро становится понятно, куда мы попали. Колумбия — это злая карикатура на все самые мракобесные черты США, они здесь гиперболизированы до абсурда, но исходный импульс каждой абсурдной детали честен, основан на реальных событиях.

Начало XX века очерчено идеей американской исключительности (встали с колен и пошли/полетели по особому пути) и бесстыжим расизмом. Последний в сюжете особой роли не играет, но служит мощной и исторически актуальной декорацией, как щегольские костюмы и условные Тулуз-Лотрек с Альфонсом Мухой на стенах. С маленькой истории межрасовой любви стартует действо: Букер вытаскивает на ярмарке мяч с призовым номером, и герою доверяют первый бросок в нечестивую влюбленную парочку, приговоренную к побиению бейсбольными мячами. Результатом неприятной ситуации становится то, что Букер сносит полицейскому лицо крюком, и начинается.

Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы

Во-первых, стрелять здесь намного приятнее, чем в прошлых частях. Оружие звучит и отдает так, будто мы играем в какой-нибудь из лучших WWII-шутеров, а «вигоры», как теперь именуются способности, переключаются одной кнопкой, и совсем ненужных среди них нет. Мучительно выбирать, какими пожертвовать, а какие оставить, не придется — они все как на ладони. Во-вторых, Букер проворнее героев прошлых игр серии. Он может в бою прицепиться крюком к рельсе, прилететь с бешеной скоростью на балкон, а потом спрыгнуть кому-нибудь на голову что тот Бэтмен. Расставленные по аренам рельсы и крюки сильно добавляют динамики перестрелкам, которые здесь в большинстве своем продуманы чуть дальше, чем «целься, стреляй». Враги могут появиться сверху, из тумана, ворваться в дом или спрыгнуть с балкона; постоянно появляются мини-боссы и встряхивают игрока, заставляя резко сменить тактику.

Однако по основным внешним признакам все довольно старомодно. Игровая механика сделана по передовым технологиям 2003 года с некоторыми оговорками. Так, здесь нет сохранений, кроме автоматических, и после смерти игра продолжается почти сразу. Носить с собой десяток аптечек не дадут, так что приходится довольно часто в панике носиться по кругу и жрать всяческие ананасы. Вместо тоников-перков здесь самый настоящий шмот. Штаны +3 к дальности удара, шляпа +300 огненного урона и тому подобное. Как общий результат — BioShock Infinite куда быстрее, чем оригинальная BioShock<%IB(14095)%>, это немного другая игра, и по ощущениям она даже больше похожа на какой-нибудь Bulletstorm<%IB(20042)%>. Она к тому же более линейная: путешествовать особо некогда, хоть и очень хочется. К тому же повествование тесно сплетено с прохождением, и снижать его темп из-за желания игрока погулять было бы режиссерской ошибкой. А режиссура игры как произведения — момент очень важный, и тем очевиднее это становится с появлением Элизабет.

Капитанская дочка

Влюблять в Элизабет нас начинают своеобразно — выясняется, что злодеи подсматривают, как она поет, рисует и вообще живет. Осуждаем злодеев, жалеем Элизабет. Потом сами подсматриваем, как она поет, рисует и вообще живет. Смех смехом, но такого невинного вуайеризма достаточно, чтобы начать серьезно привязываться к Элизабет. Ею нельзя не умиляться — это диснеевская принцесса, волшебное существо из мира фантазий. Ей нельзя не сопереживать — в Диснейленде бушует кровавая революция, повсюду ужасы войны. А она во многом обычная девушка — мечтает побывать в Париже, любит танцевать, умеет разламывать пространство и время. Очень трогательно хмурит брови, когда злится; трогательно бросается книгами, воздушными шариками, товарняками и уличными оркестрами.

Разрывы в пространстве Элизабет организует прямо как Делореан из третьей части «Назад в будущее» — если она открывает портал на месте картинки с индейцами, там обязательно будут индейцы. Механика работает так же: видим на месте разлома призрачный крюк — будет нам крюк, видим турель — будет турель. Вокруг этого умения почти всегда строится тактика перестрелки: больше одного разлома открывать нельзя, а в каждом есть что-нибудь полезное.

В качестве напарницы Элизабет взламывает замки и подкидывает в нужные моменты деньги, аптечки, соли (ману) и боеприпасы. Поначалу в горячке боя ее помощь можно охарактеризовать как «Букер, лови топор», но только поначалу, пока мы ошибочно воспринимаем ее как часть обстоятельств, когда на самом деле она — часть нашего персонажа. Все эти способности теоретически могли быть и у Букера, но Элизабет — их вместилище и персонификация, они добавляют объема героине и опять же помогают привязаться к ней. Элизабет нам нужна, без нее никак — или по меньшей мере очень тяжело. Она спасает в те моменты, которые в других шутерах лежат на плечах самого игрока: проследить за здоровьем и использовать вовремя аптечку, проследить за солями и вовремя выпить банку с синей жидкостью, проследить за патронами и вовремя перезарядиться. В самые горячие моменты, на стыке эмоций появляется Элизабет и выручает. Это умнейший, тончайший режиссерский прием, и в подобных приемах — львиная доля очарования BioShock Infinite.

***

Сюжет под конец становится запутанным, как актерская карьера Михаила Горбачева, и с небес на землю опускаться не спешит. Из поднебесья он вырывается к таким высоким материям, что уже и конкретное что-то говорить не хочет — одни чувства и абстракции. Кен Левин на время становится игровым Терренсом Маликом и старается сказать нам что-то очень важное, но словами это сделать не может, как не может Терренс Малик или кто угодно еще. Потому что иногда слова — слишком слабая форма выражения. Зато чувство можно транслировать, эмоционально привязав игрока к виртуальной 19-летней девушке, умеющей разламывать пространство и время. Кен Левин делает это для того, чтобы история сработала на игрока должным образом, чтобы мы прочувствовали ее насквозь, чтобы мы стали Букером Девиттом хотя бы на секунду, и испытали те эмоции, которые должен был бы испытать он. И все это Левин делает в том числе с помощью игровых механик. Такого совмещения игрока с персонажем до этого не было, пожалуй, нигде. BioShock Infinite поднимает игры как средство самовыражения на новую ступень: это глубокая, умная игра и настоящее произведение. И только то, что вместо названия студии-разработчика мы говорим «Кен Левин», свидетельствует о многом. Еще не играли в последнего Левина? Поиграйте.

BioShock Infinite чит-файл №1